ФИЛОСОФСКИЙ КОММЕНТАРИЙ

на слова Иисуса Христа: <ЗАСТАВЬ ИХ ВОЙТИ>, где доказывается посредством многих очевидных доводов, что нет ничего более отвратительного чем обращение, достигаемое посредством насилия и где опровергаются все софизмы сторонников    насильственного обращения, равно как и апология преследований, которую дал святой Августин

Часть первая
СОДЕРЖАЩАЯ ОПРОВЕРЖЕНИЕ БУКВАЛЬНОГО СМЫСЛА ЭТОГО МЕСТА ЕВАНГЕЛИЯ

ГЛАВА I

О том, что естественный свет или главные принципы нашего познания являются первоначальным и подлинным правилом всякого истолкования Писания, особенно в том, что касается нравов Я предоставляю богословам и критикам
комментировать это место Евангелия, сравнивая его с другими, исследуя, что ему предшествует и что за ним следует, показывая силу выражений оригинала, различный смысл, какой можно предположить в этих выражениях, а также то, что эти выражения действительно встречаются в различных местах Писания. Я имею притязание создать комментарий нового рода, построить его на принципах более всеобщих и более безошибочных, чем те, какие могли быть получены посредством исследования языков, критики и общих мест. Я даже не буду выяснять ни того, почему Иисус Христос воспользовался выражением заставлять, ни того, к какому правомерному смыслу следует свести это выражение, ни того, скрываются ли за этим словом какие-то тайны. Я удовлетворюсь тем, что опровергну буквальный смысл, придаваемый этому слову преследователями. Чтобы раз и навсегда опровергнуть его, я буду опираться на принцип естественного света, который заключается в том, что всякий буквальный смысл, который обязывает совершать преступления, ложен. Святой Августин дает это правило и, так сказать, критерий различения фигурального и буквального смысла. <Иисус Христос, - говорит он, - заявляет, что если мы не съедим тело сына человеческого, то не спасемся. Кажется, что в данном случае нам повелевают совершить преступление.

Следовательно, это метафора которую мы должны отнести к страсти господа и при этом с приятностью и пользой для себя отметить в своей памяти, что его тело было распято и испытало муки за нас>. Здесь не место выяснять, доказывают ли эти слова что святой Августин не разделял мнения последователей римской церкви или что он хорошо применял это правило на деле. Достаточно сказать, что здесь он рассуждает о следующем основном принципе, надежном ключе для понимания Писания; если, будучи понято буквально. Писание обязывает человека совершать преступления или (чтобы, устранить всякую двусмысленность) совершать поступки, запрещаемые естественным светом, предписаниями десяти заповедей и моралью Евангелия, то необходимо считать совершенно несомненным, что здесь вместо божественного откровения народам кто-то предлагает собственные выдумки, страсти и предрассудки. Богу не понравилось бы, если бы я захотел распространить [слишком далеко] юрисдикцию естественного света и метафизических принципов, как это делают социниане, когда утверждают, что всякий смысл, приписываемый Писанию и не согласный с естественным светом и метафизическими принципами, должен быть отвергнут. В силу этого воззрения социниане отказываются верить в троицу и в воплощение. Нет, я не притязаю на беспредельное и безграничное применение этих принципов. Я знаю, что есть аксиомы, против которых бессильны самые решительные и очевидные слова Писания. Таковы положения: целое больше части; если отнять от равного равное, то остатки будут равны; невозможно, чтобы сразу были истинны оба противоречащих друг другу суждения или чтобы сущность предмета существовала после разрушения этого предмета. Пусть покажут в Писании сотню высказываний, противоречащих этим предложениям; пусть, чтобы установить учение, противоречащее этим всеобщим максимам здравого смысла, будут совершены тысячи и тысячи чудес - больше, чем совершили Моисей и апостолы, - человек, такой, каков он есть, нисколько этому не поверит. Он скорее поверит, что либо Писание выражается посредством метафор и выражений, противоположных правде, либо, что эти чудеса исходят от дьявола, чем поверит, что ошибается естественный свет и ложны его максимы. Это до такой степени верно, что последователи римской церкви, хотя они очень заинтересованы в том, чтобы принести в жертву метафизику и заставить нас усомниться во всех принципах здравого смысла, признают, что ни Писание, ни церковь, ни чудеса ничего не могут поделать против очевидного света разума, например против принципа: целое больше части. Чтобы убедиться в этом, надо посмотреть, что пишет об этом знаменитый капуцин Валериан Магни (156) в VIII и IX главах I книги своего сочинения <Суждение о правиле веры католиков>. В случае если мне возразят, что Магни - лишь отдельный пример и что это возражение заставит меня цитировать бесчисленное множество других католических авторов, то я замечу вообще, что все контроверзисты-католики утверждают, что пресуществление не противоречит хорошей философии; что эти контроверзисты изобретают тысячи различений и тонкостей, чтобы показать, что они не нарушают метафизических принципов. Протестанты не в меньшей мере, чем католики, отвергают мнение социниан, что троица или воплощение суть внутренне противоречивые догматы. Протестанты, как и католики, утверждают и показывают, что невозможно доказать внутреннюю противоречивость этих догматов. Таким образом, все богословы, к какой бы партии они ни принадлежали, сначала как угодно высоко возносят откровение, достоинства веры и глубокий смысл таинств, а потом складывают все это к подножию трона разума в знак почтения. Богословы признают, хотя и не выражают в таких же словах, в каких это здесь выражено (впрочем, их поведение говорит само за себя достаточно выразительно и красноречиво), что верховный суд, выносящий обо всем, что нам предлагается, приговор в последней инстанции, без права обжалования, - это разум, говорящий посредством аксиом естественного света, или метафизики. Пусть, следовательно, больше не говорят, что теология королева, а философия лишь ее служанка, ибо сами теологи своим поведением свидетельствуют о том, что они рассматривают философию как королеву, а теологию как ее служанку. Отсюда проистекают те неестественные ухищрения, к которым они вынуждают свой ум, чтобы избежать обвинения в том, что они противоречат хорошей философии.

Создание: АК |