Главная
О целях
Информация
Обучение
Требования
Примерная тематика
Формирование
Информация
Качество и гарантии
Управление
Темы
Основы
Экономическая эффективность
Управление рисками
Методические указания
Решения и советы
Обучение
Практики


Я не хочу быть в числе тех подозрительных ...

Я не хочу быть в числе тех подозрительных лиц, которые дерзко строят всевозможные предположения и охотно верят, что древние философы очень хорошо знали, что их принципы представляют собой средство устранения всякой религии, делали вид, будто этого не знают либо потому, что признание грозило им костром, либо потому, что они хотели, чтобы народ видел в них поборников благочестия. Эти создатели смелых предположений воображают, что, по утверждению Варрона221, положения естественного богословия должны обсуждаться лишь в стенах школ, ибо возникающие в связи с этим споры привели бы к гибельным следствиям, вытекающим из признания материальности первосущества. Пусть говорят что угодно, но что касается меня, я не желаю ничего предполагать: все школы древней философии повинны в непоследовательности рассуждений. Их легко было бы убедить в этом посредством доказательств, от которых они не сумели бы увернуться. Например, что может быть более противоречивого, чем два положения стоиков: 1) материя222 не имеет никаких свойств, будучи лишь пассивным объектом воздействий; 2) бог не может исправить содержащиеся в ней недостатки, в силу чего происходят все неурядицы человеческой жизни? Противоречат ли они себе так из-за недобросовестности или из-за невежества? Не знаю. Есть большие умы, не видящие следствий своих принципов даже после десятилетних размышлений над ними. Другие люди с меньшим умом иногда обнаруживают эти следствия сразу, при первом чтении соответствующего материала. 

Наши атеисты афиняне могли принадлежать к последней категории. Я вижу лишь один хороший философский путь, который ведет к их обращению в истинную веру. Он заключается в том, что вначале устанавливают принцип, согласно которому ничто несовершенное не может существовать лишь благодаря самому себе, а затем делают вывод, что материя, будучи несовершенной, не существует с необходимостью, что она, следовательно, была создана из ничего, что есть, следовательно, бесконечная сила, в высшей степени совершенный ум, который ее создал. Этим путем мы надежно и быстро приходим к религии. Но не вздумайте вообразить, что можно легко догадаться об этом пути без помощи свыше, без благодати божьей, без света Писания. Если вы утверждаете, что человеческий ум достаточно силен, чтобы открыть этот путь, если только его не толкает на путь заблуждения добровольное безбожие, явное намерение объявить войну богу, то вы обязаны это доказать. Вы доставите мне большое удовольствие, если поделитесь со мной соответствующими доказательствами. Но необходимо, чтобы они были более состоятельны, и, в случае если они такими окажутся, вас ждет миллион благодарностей. И я достигну славы Аполлона223

§ CVI. МОГЛА ЛИ ПОСТАВИТЬ В ТУПИК ЯЗЫЧЕСКИХ ФИЛОСОФОВ ПОПЫТКА АТЕИСТОВ-ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ СТРАТОНА ОБРАТИТЬ ПРОТИВ ИХ ПРОТИВНИКОВ ДОВОД [В ПОЛЬЗУ СУЩЕСТВОВАНИЯ БОГА], ВЫВОДИМЫЙ ИЗ ПОРЯДКА И СОРАЗМЕРНОСТИ, ЦАРЯЩИХ НА СВЕТЕ?

Чтобы уберечь вас от бесполезного труда, я предупреждаю об одном обстоятельстве, которое вам совершенно необходимо знать, если вы хотите прибегнуть к доказательству, которое напрашивается с самого начала и которое в сущности превосходно. Это доказательство, основанное на красоте и регулярности движений небесных тел и на поразительно искусном устройстве тел животных, при рассмотрении которого явно видно, что части служат определенным целям и созданы одни для других. Афиняне, которые, по нашему предположению, следуют взглядам Стратона (201), должны были сказать, что природа, не будучи живой и не обладая никакими чувствами, создала все эти прекрасные произведения и, даже но ведая, что она делает, придала им соразмерность и взаимозависимость, которые представляются очевидным продуктом чрезвычайно просвещенного ума, умело избирающего цели и средства их достижения. Вот, скажете вы, возражение и затруднение, которое излечило бы этих людей от атеизма, если бы испорченность их воли не мешала им искать исцеления своего рассудка. Тем самым вы откроете прекрасное поприще для защиты вашей точки зрения и сможете на этом поприще делать все, что вам угодно. Но если вы хотите извлечь из этого какие-то плоды для вашей цели, то вам необходимо включить в свой план оговорку, которую я сейчас укажу. Вы, может быть, об этом и не думали. Доказываемое вами положение должно звучать так: порядок, наблюдаемый в природе, до такой степени способен обратить последователей Стратона, что если бы они не предпочитали злобно избегать света истины, то возражение, вытекающее из этого порядка, неизбежно обратило бы их в истинную веру, хотя они могли бы использовать это возражение против своих противников, причем оно приобрело бы еще большую силу. Тщательно обдумайте последние слова, которые я умышленно выделил, ибо именно от этого зависит весь успех вашей работы. Вам не может быть неведома манера тех людей, которые, приняв определенную теорию и встречаясь с затруднениями, следующими из нее, не покидают из-за этого свою теорию, если видят, что упомянутые затруднения либо являются общими для них и сторонников противоположной теории, либо не превышают тех затруднений, с которыми встречаются, пытаясь идти иным путем224. Нельзя разумно осуждать тех, кто не пасует перед аргументом, который можно обратить против своих противников, ибо всякий аргумент, наносящий такой же удар по нападающему на данный тезис, как и по тому, кто этот тезис защищает, доказывает слишком многое и, следовательно, ничего не доказывает. Таким образом, говорить о человеке, не наедающем изменить свое мнение, когда его противники сталкиваются с теми же или с другими, но столь же большими затруднениями, что такой человек упрямец, злонамеренно обманывающий себя, - значит весьма некстати прибегать к брани. Отказ человека изменить свой взгляд при таких обстоятельствах весьма согласуется с правилами разума. Теперь посмотрим (и это в дальнейшем будет вашей заботой, господин), могли ли молодые афиняне обратить против своих противников возражение, о котором здесь идет речь. Если они могли это сделать, то я не вижу для вас возможности доказать ваш тезис, и, может быть, вы согласитесь, что лучше уж приписать иллюзиям ума то, что вы приписываете злобе сердца. Мне кажется, что невозможно предъявить более трудного для философа - последователя Стратона возражения, чем то, что причина, лишенная познания, не могла создать мир, где существуют прекрасный порядок, столь точное устройство и столь справедливые и устойчивые законы движения. Ведь если самый жалкий дом никогда не возводился без причины, которая до его возведения обладала идеей данного дома и которая управляла работой по строительству такого дома сообразно этой идее, то как же возможно, чтобы тело человека было создано причиной, лишенной всякого понимания, или чтобы мир, произвести который несравненно труднее, чем тела животных, был произведен неодушевленной природой, не знающей даже, обладает ли она соответствующей силой? Как же возможно, чтобы она могла руководить этими своими силами? Достаточно задать последователям Стратона такой вопрос, чтобы они почувствовали, что их теория непостижима, что она приводит к бессмыслице. У них может остаться лишь то утешение, что они приведут к тому же состоянию своих противников.

Сторонники взглядов Стратона не добьются этого, утверждая, что никакая мыслящая причина не производит человеческого тела. Ведь если согласиться с ними, что ни душа отца, ни душа матери, ни душа их ребенка не создают утробного зародыша, то можно им ответить, что сам бог создает его или использует для его создания какого-нибудь духа. Любой иной ответ был бы благоприятен для последователей Стратона. Лишь этот ответ заставил бы их замолчать. Им в этом случае не осталось бы ничего лучшего, как прибегнуть к женским силам (vertus), пластическим способностям и другим подобным причинам, не сознающим, что они совершают. Но если предположение о духе, которому поручено создавать животных, очень хорошо отражает первое нападение, оно вместе с тем способно лишь ускорить ход великого спора, поскольку последователи Стратона не упустили бы возможности обнаружить, что необходимо обратиться прямо к первосуществу, к первоначалу, указываемому другими школами. Заставим наших последователей Стратона спорить со стоиками и предположим, что они заявят стоикам следующее. Вы признаете два начала всех вещей - бога и материю: бога - как активное начало, материю - как начало пассивное.


Создание: АК |